Если у тебя горб, брось на него блёсток и иди танцевать.
Мерное тиканье часов наполняло беззвучную комнату временем. Мягкое
солнце, стремящееся к горизонту, заглянуло в комнату, по пути разлив в
ней сладкую вечернюю негу, окрасив воздух персиковым цветом. Четкие
границы реальности уступили место сумраку, который мягким покрывалом
прикрыл старые, пожелтевшие книги, не убранный стол, взметнул в, и без
того душный, тяжелый, горячий воздух пыль. Эхо бесцельно витало где-то
под потолком, готовое унести любой отголосок жизни выше и дальше. Но
стояла глубокая тишина.
Тикали часы. Мерный стук ударялся о грязные плафоны
антикварных люстр, об обшарпанные, бумажные обои, и гладкий пыльный
паркет. Все было нереально, словно не по-настоящему. Ветер, внезапно
толкнувшийся в открытые провалы окон, взметнул простые тюлевые занавеси.
Муха, время от времени взлетающая в небо, носилась под потолком,
раздражая жужжанием.
Тяжело. Душно. В груди вата.
Лето пришло в большой раскаленный город, нагрело асфальт,
надушило кислород.
Тяжелое время. Больное, неправильное.
Метро стало совсем невыносимым - теперь, чтобы туда
спуститься приходилось уговаривать себя по полчаса, а чтобы прийти в
себя после - больше раза в два.
Необходимость. Обязанность. Долг.
Сколько времени стоят эти книги? Сотни, миллионы лет или
секунд? А может бесценны...
Холодный кафель, прозрачная вода, вырвавшись из железного
плена ржавых труб, устремилась к потрескавшейся эмали старой ванны.
Мгновенно посвежевший воздух устремился вверх, как и все остальное. Даже
не пытаешься удержать.
Больше не пытаешься.
Мягко прошелестели одежды, нагретые до температуры кипения, и
упали на пол. Тело бил сильный озноб. Вода приятно холодила, бессильно
расслабленна спина - слишком тяжело в последнее время.
И душно.
Вот уже второй месяц в маленькой квартире. Нельзя ничего
менять. Нельзя. Слишком много памяти уже безвозвратно выброшено. Больше
нельзя. Надо хоть что-то оставить. А может быть, и нет. Мерное,
упорядоченное тиканье часов слышалось и здесь. Наверное, что-то
сломалось в математически точном механизме, но ясно слышались
похрипывания.
Они доживали свой век.
Единственное, бессмертное время пошло билось в агонии
посреди заброшенной квартиры, где его так старались остановить, убить.
Грубое махровое полотенце немного царапало влажную кожу.
Оставляя за собой мокрый след в комнату, к кровати. Пустой и пыльной.
Пожелтевшие простыни, пахнущие кипяченой водой и синькой, хрустели под
старым телом.
Все, что за окном, казалось иллюзией, взрослой сказкой,
дымной и злой. Не настоящей, нереальной жизнью, где не во что верить,
где не к чему стремиться. И только мерное тиканье часов говорило о том,
что именно сейчас, в этот самый миг, что-то безвозвратно уходит,
преодолевая высокий, искусственный потолок.
Сон спрятался за звездами. С балкона была видна летняя,
свежая, синяя ночь, освещенная неярким светом звезд. Неровной музыкой
играли цикады. Неровное время неторопливой рекой разлилось между
деревьями парка, избегая света редких фонарей.
Жизнь сияла на небе.
Неужели вот оно, то к чему стоит стремиться? Ради чего стоит
жить?
В комнате все так же было душно и жарко. Распахнутые настежь
окна, лишь добавили буйства в танец пыли. Белые простыни отсырели.
Часы остановились.(c)
Рин, спасибо что писала тогда.
солнце, стремящееся к горизонту, заглянуло в комнату, по пути разлив в
ней сладкую вечернюю негу, окрасив воздух персиковым цветом. Четкие
границы реальности уступили место сумраку, который мягким покрывалом
прикрыл старые, пожелтевшие книги, не убранный стол, взметнул в, и без
того душный, тяжелый, горячий воздух пыль. Эхо бесцельно витало где-то
под потолком, готовое унести любой отголосок жизни выше и дальше. Но
стояла глубокая тишина.
Тикали часы. Мерный стук ударялся о грязные плафоны
антикварных люстр, об обшарпанные, бумажные обои, и гладкий пыльный
паркет. Все было нереально, словно не по-настоящему. Ветер, внезапно
толкнувшийся в открытые провалы окон, взметнул простые тюлевые занавеси.
Муха, время от времени взлетающая в небо, носилась под потолком,
раздражая жужжанием.
Тяжело. Душно. В груди вата.
Лето пришло в большой раскаленный город, нагрело асфальт,
надушило кислород.
Тяжелое время. Больное, неправильное.
Метро стало совсем невыносимым - теперь, чтобы туда
спуститься приходилось уговаривать себя по полчаса, а чтобы прийти в
себя после - больше раза в два.
Необходимость. Обязанность. Долг.
Сколько времени стоят эти книги? Сотни, миллионы лет или
секунд? А может бесценны...
Холодный кафель, прозрачная вода, вырвавшись из железного
плена ржавых труб, устремилась к потрескавшейся эмали старой ванны.
Мгновенно посвежевший воздух устремился вверх, как и все остальное. Даже
не пытаешься удержать.
Больше не пытаешься.
Мягко прошелестели одежды, нагретые до температуры кипения, и
упали на пол. Тело бил сильный озноб. Вода приятно холодила, бессильно
расслабленна спина - слишком тяжело в последнее время.
И душно.
Вот уже второй месяц в маленькой квартире. Нельзя ничего
менять. Нельзя. Слишком много памяти уже безвозвратно выброшено. Больше
нельзя. Надо хоть что-то оставить. А может быть, и нет. Мерное,
упорядоченное тиканье часов слышалось и здесь. Наверное, что-то
сломалось в математически точном механизме, но ясно слышались
похрипывания.
Они доживали свой век.
Единственное, бессмертное время пошло билось в агонии
посреди заброшенной квартиры, где его так старались остановить, убить.
Грубое махровое полотенце немного царапало влажную кожу.
Оставляя за собой мокрый след в комнату, к кровати. Пустой и пыльной.
Пожелтевшие простыни, пахнущие кипяченой водой и синькой, хрустели под
старым телом.
Все, что за окном, казалось иллюзией, взрослой сказкой,
дымной и злой. Не настоящей, нереальной жизнью, где не во что верить,
где не к чему стремиться. И только мерное тиканье часов говорило о том,
что именно сейчас, в этот самый миг, что-то безвозвратно уходит,
преодолевая высокий, искусственный потолок.
Сон спрятался за звездами. С балкона была видна летняя,
свежая, синяя ночь, освещенная неярким светом звезд. Неровной музыкой
играли цикады. Неровное время неторопливой рекой разлилось между
деревьями парка, избегая света редких фонарей.
Жизнь сияла на небе.
Неужели вот оно, то к чему стоит стремиться? Ради чего стоит
жить?
В комнате все так же было душно и жарко. Распахнутые настежь
окна, лишь добавили буйства в танец пыли. Белые простыни отсырели.
Часы остановились.(c)
Рин, спасибо что писала тогда.
-
-
11.07.2010 в 03:38сил правда на отшлифовку уходило...
надо взять себя в руки и отредактировать новое)
спасибо, что помнишь
-
-
11.07.2010 в 12:27-
-
11.07.2010 в 13:43не ты одна.
последняя редакция (и та не окончательная) так и лежит в моем компе
-
-
11.07.2010 в 15:21но в любом случае, очень-очень хочется почитать.
горшефобия и я такая же. но все же)
-
-
11.07.2010 в 15:32если читала, то что выкладывалось типа скрипа или того что было написано ксю.
остальное - в ручном пока формате
-
-
11.07.2010 в 15:46-
-
11.07.2010 в 16:30немного позже - обязательно
-
-
11.07.2010 в 22:45-
-
11.07.2010 в 22:56ненене
не маркес. у марекеса и диалоги и вообще - действие.
ближе к чему то более желеподобному ^^
-
-
11.07.2010 в 23:06Не вов сех рассказах так)
"Другая сторона смерти", "третье смирение", "Ева внутри своей кошки", например, вполне соответствуют "желеобразному".
-
-
11.07.2010 в 23:13не согласна. там все же не так.
по крайней мере, по версии моего мироощущения
-
-
11.07.2010 в 23:28Это чисто ассоциативное._.
-
-
11.07.2010 в 23:37возможно. хотя на момент написания ни маркес, ни кортасар не был прочитан
-
-
11.07.2010 в 23:45Я имею в виду, что ваше произведение вызвало у меня ассоциацию с рассказами Маркеса)
Я совсем не умею выражать свои мысли. Извините ._.
-
-
11.07.2010 в 23:50да нет, это я просто думала именно о стилевых каких то моментах - неловко)
просто мистический реализм за последний год стал навязчивой идеей